«Катюши» – «Сталинские орга́ны» - Артем Владимирович Драбкин

Ее муж работал на заводе, а потом взяли его в МГБ. Он меня устроил на Московский кислородный завод автогеностроения медником.

Поскольку он работал в МГБ, то домой он приезжал поздно и всегда мне говорил: «Саша, гуляй, не стесняйся», – я жил с ними, у меня была своя большая, 22 метра, комната. В апреле 1941 года дядю направили в командировку в Ригу. 21 июня он вернулся из командировки. Вечером мы собрались за столом, песни пели. Утром он встал и попросил сходить меня в магазин. Я сходил в магазин и на рынок, и тут по радио началось выступление Молотова. Сразу началась паника, а по Варшавскому шоссе было много военных штабов, и, наверное, военных вызвали в свои части, они ехали, все с сигналами, а народ разбежался по магазинам. Я пришел домой, а дядя поехал в свой наркомат. Его опять обратно в Ригу, а ночью 27 июня он вернулся, весь грязный. До Риги он так и не доехал, сумел добраться только до Минска. После возвращения его направили в Куйбышев, куда он уехал с семьей, и я остался один.

После начала войны я продолжал работать на заводе и одновременно вступил в пожарную охрану, в случае воздушной тревоги мы занимали места на крышах, чтобы сбрасывать зажигалки.

Наш завод вырабатывал кислород, которым снабжал всю страну. Однажды, во время бомбежки, у нас на заводе возник пожар, и огонь подбирался к складу с баллонами с кислородом, а взрыв одного баллона – это взрыв килограмма взрывчатки. Кроме того, загорелся газовый цех. Я влетел в цех, газ пережал, а потом побежал тушить склады, в том числе те, на которых хранились бутылки с кислотой. Ну и пока тушили пожар, некоторые бутылки лопнули и меня обожгло кислотой.

16 октября в Москве началась паника. Москвичи бежали по Горьковскому шоссе, гнали скотину, у кого машины были, пытались уехать на машинах.

Наш завод был эвакуирован, однако я со своей бригадой остался в Москве. Сперва мы просто охраняли завод, а потом стали варить противотанковые ежи. Также на нашем заводе было развернуто производство автоматов и гранат.

Правда, еще до этого я хотел уйти в партизаны. Я с двумя друзьями приехал в свою деревню, три дня там прожили, а потом нас заметил комендант и хотел направить на трудовой фронт, но мы сумели убежать и вернуться в Москву, на завод.

В июне 1942 года меня призвали в армию и направили в Ленинград. В Ленинграде я пробыл 2 месяца, а потом меня направили в лагерь под Йошкар-Олу. Там мы пробыли месяц. Кормили там ужасно. Приехали мы туда на праздник, и вроде нормально было. А потом началось… Мы после занятий приходили и даже в столовую не могли идти.

Из лагерей нас направили в Москву и разместили в Октябрьских казармах. Тогда там формировались дивизионы «катюш», и я попал в такой дивизион, командиром расчета боевой установки М-30/31. К нам в казармы пришел такой майор или полковник. Смотрит на нас и говорит: «Куда мне вас девать? Вас кормить 3 месяца надо!» А потом прошел вдоль строя и каждого в грудь толкал. Устоял – отойди, упал – не подходишь. Те, кто устоял, попали в дивизион и остались в Октябрьских казармах, а непрошедших увезли куда-то в другое место.

Кроме нашего дивизиона, в Москве было еще 3 дивизиона, и вот эти 4 дивизиона были объединены в бригаду, и осенью 1942 года бригаду направили на Западный фронт, к Жукову.

Наша бригада освобождала Калужскую область, Орловскую область, Белгород, Смоленск, Ржев. Дошла до Орши. С ходу мы взять Оршу не смогли, у немцев была мощная авиация, они получили подкрепление. Но ко второму наступлению мы здорово подготовились. К нам поступило пополнение, ребята 1925 года.

Огневые позиции нашей бригады размещались справа и слева от дороги, и вот когда наша пехота, в первую очередь штрафники, ворвались в Оршу, то там они и завязли. Подкрепления не было, наши танки подбили, а немцы нанесли удар по позициям нашей бригады. В результате этого обстрела было разбито много машин, погибло много солдат, и нашу бригаду отправили в Москву на формировку.

В ноябре 1943 года мы приехали в Балашиху. Мы получали пополнение и готовились. Пробыли мы там до февраля 1944 года, получили новые машины, рамы, а потом нас отправили в Кандалакшу.

Приехали туда, а там везде сопки, леса. Неделю мы ждали, пока нам расчистят дорогу, после чего выехали на огневые позиции. За ночь оборудовали позиции, притащили туда боеприпасы, зарядили и замаскировали установки и легли отдыхать. Рядом с нами офицеры были, у них палатка трофейная была, а мы тут разговорились, кто как в Москве отдыхал. А утром команда: «Сняться с огневых!» Ну что, мы начали разряжать установки, чтобы отвезти снаряды, нам дали лошадей.

Батарея с позиций снялась, а я остался, проверил огневые, взял всякую мелочь, которую ребята забыли, и поехал в тыл. Вдруг летят штук 6 самолетов. Я лошадь бросил и под камень, а в это время начальник штаба и замполит решили отметить день рождения в той самой трофейной палатке. Ну и палатку разбило… Меня из-за камня выкинуло, я метров на 150 отлетел. Очухался, гляжу – все черно… Все наши огневые разбиты… Я стал выползать и наткнулся на начальника штаба, он в живот был ранен. Он мне все говорил: «Бубнов, пристрели меня». А я говорю: «Товарищ капитан, будете живы». Я его как-то до дороги дотащил, а там погрузил на сани, и его отправили в госпиталь. В результате этой бомбежки погибло человек 50.

Потом нам прислали пополнение, и с Кандалакши нашу бригаду перебросили на Петрозаводск, там готовилось наступление. Наша бригада участвовала в освобождении Карелии, а когда мы подошли к норвежской границе, нас дальше не пустили. Мы какое-то время еще пробыли там, ездили в Мурманск разгружать пароходы, а потом нашу бригаду опять отвели в Москву.

Разместились мы в Люберцах. Там мы получили новые установки, уже на машинах. Причем сперва мы получили рамы, а машины в Ярославле задержались. Потом они пришли, и мы монтировали на них рамы. Пока получали машины, у нас шли разговоры. Все понимали, что мы снова на фронт поедем, но говорили: «Если влево поедете – то в Японию поедете, а если прямо – то на Западный фронт». В конце концов, мы получили машины, пополнение, погрузились в эшелон и отправились на запад, в Польшу.

В Польшу мы прибыли к Новому году, тогда